— Что делать?.. Иван Митрофаныч, вы командир корабля! — говорит Забродин.
— Давайте думать вместе, — отвечает Градов. — вы теперь начальник экспедиции…
На двери, там, где обычно вывешивают «Без докла¬да не входить» и прочие негостеприимные надписи, висит табличка:
«Я ВСЕГДА И ДЛЯ ВСЕХ ДОМА»
Дарья Матвеевна снимает се.
Это производит большое впечатление на Мажида. Низенький медлительный казах с горящими черными глазами порывисто шагает к старой женщине:
— Надо перелить кровь? Возьмите мою. У меня хо¬рошая кровь. Я родился и вырос в степи!
Из глаз Дарьи Матвеевны выкатываются две скупые слезинки. Она привлекает к себе Мажида.
— Вы любите его, юноша… помогите мне оградить этого неугомонного старика от волнений. Спокойствие сейчас единственное лекарство, которое ему поможет.
— Никого не пущу! — Клятвенно обещает Ма-жид. — Спать буду на этом пороге!
Обложенный подушками, Бахарев лежит на диване в своем рабочем кабинете при Планетной обсервато¬рии. Сейчас особенно заметно, что старому ученому далеко за семьдесят лет, что он нездоров. Может быть, болезнь зажгла глаза старого ученого таким лихора¬дочным огнем? О чем думает он? Что его тревожит? Отсвет каких волнений делает старческие глаза такими выразительными?
«Можно обмануть старую женщину, можно обмануть всех, но… нельзя обмануть самого себя. — думает уче¬ный. — Я уже стар и… «это» может прийти и завтра и через час… Значит, л обязан рассказать миру о своей догадке, убедить людей. Но как это сделать?.. Мне никто не поверит. Даже посмеются. И все же я обязан это сделать! Может быть, этой догадкой измо¬рится впоследствии вся ценность моей жизни…»
О чем тревожится ученый? Он беспокойно ворочает¬ся в постели, протягивает руку к тумбочке и берет толстую тетрадь и авторучку.
— Если я подробно… последовательно расскажу, как я пришел к своей догадке, мне поверят, должны пове¬рить! — бормочет ученый.
Он пытается что-то написать в тетради, но ослабев¬шие руки не слушаются. То тетрадь, то ручка выпа¬дают из них. И Бахарев даже стонет от обиды, от отчаяния, от бессилия.
Скрипит дверь, на пороге — Мажид. Он подходит к постели, берет тетрадь и ручку и уносит на стол.
— Нельзя, Алексей Павлович, — строго говорит Мажид, — работать нельзя. Волноваться нельзя!
— Нельзя волноваться, — соглашается Бахарев, — и вот, чтобы я не волновался… придвинь диктофон.
— Дарья Матвеевна… — опять было начинает Ма¬жид, но Бахарев улыбается и перебивает его:
— А мы, голубчик, ничего не скажем Дарье Мат¬веевне. Ей тоже вредно волноваться…
Мажид еще некоторое время крепится, стараясь сохранить иа лице строгое выражение, но потом не выдерживает и улыбается…
Диктофон у постели ученого. Близко придвинув мик¬рофон к губам, Бахарев протягивает руку и щелкает выключателем.
Вертятся бобины, протягивая ленту.
Бахарев сосредоточивается…
— Все началось с того, что мне никто не поверил. Отвергли результаты моего двадцатилетнего труда…
Глаза ученого, взгляд которых обращен в прошлое…
Jun 15
