Юный техник

Через газотно-журнальное мелькание просве¬чиваются антенны, устремленные в безоблачное небо.
Все, что мы видим, — это воспоминания Ба¬харева. Вот он стоит, склонившись над лен¬той, и лихорадочно перебирает ее руками. Лен¬та, испещренная загадочными значками, — во весь экран. Снимки этой ленты — на страницах газет и журналов. И дикторы всех частей света волнуют своих слушателей сенсацией:
— Новый радиотелескоп Планетной обсерва¬тории принял загадочные сигналы с Венеры!
— Сигналы с загадочной планеты!
— Самая близкая и самая загадочная пла¬нета!
— Кто расшифрует загадочные сигналы?
— Растения-радиостанции!

— На Венере есть жизнь! Так утверждает знаменитый Бахарев!
— На Венере нет и ке может быть жизни. Даже сам профессор Бахарев не обнаружил там воды и кислорода, — слышен властный голос академика Забродина.
Длинной указкой он постукивает по схеме, висящей перед ним. На схеме изображены Зем¬ля и Венера, соединенные двойной пунктирной линией. Забродин продолжает:
— Я предлагаю не совершать посадки на Венеру. Пусть ракета приблизится к планете, несколько раз облетит ее, произведет соответствующие наблюдения и вернется назад, на Землю… В ?а-ключение могу добавить: гипотезу профессора Бахарева о при¬роде Венеры отвергаю не только я. Гипотеза профессора Бахарева не отражает мнения большинства астрономов-планетчиков!
— В подобных вопросах большинство не всегда оказывается правым! — с живостью, свойственной темпераментным людям, от¬зывается Бахарев. Он стоит у своей схемы экспедиции на Венеру. Здесь планеты соединены не двойной, а одинарной линией.
— И докажет это экспедиция не ВОКРУГ Венеры, а НА Венеру, уважаемый Федор Платоныч!
Мы переносимся в квартиру Бахарева. Профессор лежит в кро¬вати, в его руках микрофон. Усталые, больные глаза. Крутятся бобины, протягивая ленту. Бахарев думает мгновение и. напря¬гаясь, говорит в микрофон:
— Это была кульминация, высшая точка спора, который начал¬ся пятнадцать лет назад. Это было… мое поражение.

— Что делать?.. Иван Митрофаныч, вы командир корабля! — говорит Забродин.
— Давайте думать вместе, — отвечает Градов. — вы теперь начальник экспедиции…
На двери, там, где обычно вывешивают «Без докла¬да не входить» и прочие негостеприимные надписи, висит табличка:
«Я ВСЕГДА И ДЛЯ ВСЕХ ДОМА»
Дарья Матвеевна снимает се.
Это производит большое впечатление на Мажида. Низенький медлительный казах с горящими черными глазами порывисто шагает к старой женщине:
— Надо перелить кровь? Возьмите мою. У меня хо¬рошая кровь. Я родился и вырос в степи!
Из глаз Дарьи Матвеевны выкатываются две скупые слезинки. Она привлекает к себе Мажида.
— Вы любите его, юноша… помогите мне оградить этого неугомонного старика от волнений. Спокойствие сейчас единственное лекарство, которое ему поможет.
— Никого не пущу! — Клятвенно обещает Ма-жид. — Спать буду на этом пороге!
Обложенный подушками, Бахарев лежит на диване в своем рабочем кабинете при Планетной обсервато¬рии. Сейчас особенно заметно, что старому ученому далеко за семьдесят лет, что он нездоров. Может быть, болезнь зажгла глаза старого ученого таким лихора¬дочным огнем? О чем думает он? Что его тревожит? Отсвет каких волнений делает старческие глаза такими выразительными?
«Можно обмануть старую женщину, можно обмануть всех, но… нельзя обмануть самого себя. — думает уче¬ный. — Я уже стар и… «это» может прийти и завтра и через час… Значит, л обязан рассказать миру о своей догадке, убедить людей. Но как это сделать?.. Мне никто не поверит. Даже посмеются. И все же я обязан это сделать! Может быть, этой догадкой измо¬рится впоследствии вся ценность моей жизни…»
О чем тревожится ученый? Он беспокойно ворочает¬ся в постели, протягивает руку к тумбочке и берет толстую тетрадь и авторучку.
— Если я подробно… последовательно расскажу, как я пришел к своей догадке, мне поверят, должны пове¬рить! — бормочет ученый.
Он пытается что-то написать в тетради, но ослабев¬шие руки не слушаются. То тетрадь, то ручка выпа¬дают из них. И Бахарев даже стонет от обиды, от отчаяния, от бессилия.
Скрипит дверь, на пороге — Мажид. Он подходит к постели, берет тетрадь и ручку и уносит на стол.
— Нельзя, Алексей Павлович, — строго говорит Мажид, — работать нельзя. Волноваться нельзя!
— Нельзя волноваться, — соглашается Бахарев, — и вот, чтобы я не волновался… придвинь диктофон.
— Дарья Матвеевна… — опять было начинает Ма¬жид, но Бахарев улыбается и перебивает его:
— А мы, голубчик, ничего не скажем Дарье Мат¬веевне. Ей тоже вредно волноваться…
Мажид еще некоторое время крепится, стараясь сохранить иа лице строгое выражение, но потом не выдерживает и улыбается…
Диктофон у постели ученого. Близко придвинув мик¬рофон к губам, Бахарев протягивает руку и щелкает выключателем.
Вертятся бобины, протягивая ленту.
Бахарев сосредоточивается…
— Все началось с того, что мне никто не поверил. Отвергли результаты моего двадцатилетнего труда…
Глаза ученого, взгляд которых обращен в прошлое…

От приземлившегося невдалеке вертолета бегут Мажид Сарму-латов и Дарья Матвеевна в белом халате. Бахарев открывает глаза.
— Почему несете? — спрашивает он. — Не надо нести! Я сам… Он опускает ноги на землю и действительно идет, поддержи¬ваемый Градовым и Забродиным.
Когда старин видит бегущих навстречу Мажида и врача, он останавливается и, сжав лицо ладонями, задумывается…
— Что случилось?.. Куда вы меня?
— Немедленно вниз, в долину! — кричит Дарья Матвеевна. — Ему нельзя оставаться в горах! Я предупреждала!..
Оказывается, — об этом можно было догадаться и раньше — Центральная станция управления ракетой находится не в самой ракете, а на Земле.
Над облачным полем, кренясь прозрачной кабиной книзу, летит вертолет.
За рулями — Ма>кид Сармулатов.
Сзади над лежащим Бахаревым склоняется Дарья Матвеевна.
— Не очень резко, но вниз, вниз! — просит она пилота. Мажид молча кивает, и вертолет погружается в туманное ме¬сиво облаков…
— Как вы смели?!. Назад! В ЦСУ! — протестует Бахарев. — Мажид, вы слышите, что я приказал?!
— Среди больных приказываю я! — отвечает Дарья Матвеев¬на. — Вам нельзя оставаться в горах.
— Мне надо! Надо! Вы понимаете, что там происходит?! — раз¬гневанно кричит старик.
— С вашим сердцем? С вашим давлением? Нельзя! Нельзя! Это очень трудно понять?!
— Мне надоело слушать одно и то же! — морщится Бахарев. — «Сердце — давление», «сердце — давление».
— Разве не все равно, как называется болезнь, из-за которой вы можете не узнать об итоге экспедиции на Венеру? — с рас¬становкой спрашивает старая женщина, и Бахарев сразу никнет.
— Ну-ну, — бурчит он, — нечего пугать старика. Стариков уте¬шать надо. Мне вредно волноваться…
Дарья Матвеевна кладет руку на лоб профессора.
— Алексей Павлович, — печально говорит она, — мы друг о ДРУге знаем все. Я знаю, как ждешь ты посадки на Венеру…
— Мне надо знать, на что я истратил последние двадцать лет жизни… может быть, всю жизнь, — тихо признается Бахарев.
— Так слушай меня, старый товарищ, — грустно и очень искренно говорит Дарья Матвеевна, — еще одно… только одно пу¬тешествие в горы… и ты больше ничего и никогда не узнаешь о своей ракете.
Оба задумываются о серьезном и грустном…
Вертолет над степью. Внизу — городок планетной обсерватории.
— Связь с ракетой восстановлена? — спрашивает Бахарев.
— Да, восстановлена. Она летит там! — раздраженно и с непо¬нятной обидой машет рукой старая женщина. — Летит твоя ра¬кета.
Помещение центрального поста. Огонек ракеты снова ползет по линии трассы. На большом экране попрежнему сияет «двойная звезда»: Зем¬ля и ее верный спутник. Словно ничего не случилось.
— Что же было?! — спрашивает Забродин Градова, когда он, тщательно просмотрев показания всех приборов пульта, возвра¬щается на свое место.
— Разбита солнечная электростанция ракеты, — мрачно отве¬чает Градов.
— У нас осталась атомная электростанция, — облегченно вздох¬нув, успокаивается Забродин.
Кроме того, разбит запасной бак рабочей жидкости.
— Что это значит?
— Если мы начнем тратить запасы жидкости на работу элек¬тростанции, у нас не останется ее для посадки на Венеру!
Это катастрофа?.. — слышится голос журналиста Алим-
кулова.
— Это убьет Бахарева, — поворачивается к нему Градов, — он не должен узнать об этом.

— Если ракету догонит всего один метеорит весом в несколь¬ко граммов, она будет уничто¬жена! — отвечает Градов.
— Такой крупный метеорит может встретиться ракете не ча¬ще одного раза в сто лет! — за¬мечает Забродин.

— Но не обязательно в по¬следний день столетия, — вклю¬чается в разговор Бахарев. — Столкновение может произойти и в двадцатый и в любой другой день полета.
— К тому же мы врезались в самую гущу метеорного роя! — отзывается Градов. — Глядите!
На большом экране зароились крошечные, разнокалиберные звездочки. Ну, точно пылинки в солнечном луче! Только эти пылинки пролетают мимо раке¬ты со скоростью ВОСЕМЬДЕСЯТ КИЛОМЕТРОВ В СЕКУНДУ! Гро¬хот становится частым и беспо¬рядочным.
— Иоан Митрофаныч. что же двигатели?! — тревожно спра¬шивает Бахарев.

Резко и сразу н звуну ударов метеоритов присоединяется грохочущий гул.
На экране видна кормовая часть ра¬кеты. Из нее вырывается ослепитель¬ный сноп пламени. Он бьет не прямо назад, а немного вверх.
Все попорачивают головы в сторону табло.
Огонек ракеты начинает сползать с линии трассы. Он отдаляется от нее все скорее… скорее…
И в тот самый момент, когда улыб¬ка облегчения готова затеплиться в уголках бахаревских губ, раздается самый сильный удар. Удар скрежещу¬щий, гулкий!
Гаснет экран.
Гаснут контрольные глазки пульта.
Зловещая тишина. В полутьме не слышно дыхания людей.
Старый Бахарев шатается… хватает¬ся руками за грудь и, опускаясь пря¬мо на пол, хрипло просит:
— Федор… там, в аптечке… на ниж¬ней полке…
К профессору кидаются три фигу¬ры: Забродин, Градов и Алимкулов.
Они несут старого профессора по тесному коридору мимо двойного ряда дверей… Тупик. Здесь Градов нажи¬мает в серой стене рычаг. Участок сте¬ны начинает опускаться вниз… Откры¬вается ниша и дверь в ее глубине.
Под синим небом свернают над облаками гигантские рефлекторы ЦСУ — Центральной станции управле¬ния. Гудят под ветром массивные фер¬мы, вросшие в приземистое железо¬бетонное основание… Вдруг участок стены начинает опускаться вниз… Открывается ниша… дверь! Из двери Забродин, Градов и Алимкулов выно¬сят Бахарева.

Мерным шагом Бахарев подходит к столику и снимает трубку. С этого момента начинается переполох на ЦСУ.
— Направление? Скорость? Границы? Густота? — задает Бахарев сразу четыре тревожных вопроса.
Угрожающе дребезжит звонок. Из репродукторов доносится голос Бахарева:
— Тревога! Метеоры на трассе корабля!..
Распахиваются двери, и вдоль тесного коридора бегут люди.
— Тревога! Метеоры на трассе корабля!..
Алимкулов первым подбегает к двери с табличкой «ЦЕНТРАЛЬ¬НЫЙ ПОСТ» и распахивает ее.
Первый взгляд Алимкулов бросает на экран. В серебристо-черной бездне сияют два серпа — Земли и се верного спутника Луны.
Второй взгляд Алимкулов бросает на светозое табло.
Огонек ракеты попрежнему медленно ползет среди звезд, словно нанизанный на линию трассы. Кажется, ничто не предвещает опасности. Но люди уже знают о ее приближении!
— Убрать ракету с пути ме¬теорного роя! Убрать с трас¬сы! — командует Бахарев. за¬мерший посреди отсека главно¬го пульта. — Федор Платоныч, приготовьте программу для ра¬боты двигателей!
— Слушаюсь, Алексей Пав¬лович! — отзывается академик Забродин, и его пальцы мель¬кают над клавишами счетной машины.
Первый отзвук космической грозы появляется в виде сухого тресна. Это первое столкнове¬ние с крупинкой космического вещества весом в тысячную до¬лю грамма. Потом колючий звук повторяется… Еще удар.
— Ускорьте, голубчики, опе¬рацию! — тихо просит Бахарев.
Забродин видит, как заложен¬ные за спину руки Бахарева нервно сжимаются.
Звук трех ударов подряд!
— Насколько реальна опас¬ность? — подступает к Градову Алимкулов.

Прошло десять дней…
Бездна. Она казалась бы черной-черной, не будь в ней такого количества звезд, звезд разноцветных и немигающих. В пустоте висит чудесный шар. Освещена только одна половина его. Голубо¬ватая, тающая по краям дымка окутывает освещенное полушарие и двумя узкими лентами заходит на теневую половину. Наша Земля! Такой выглядит она «со стороны», из космического прост¬ранства. Сверкают ее полярные снежные шапки. Белые облака тонкой пленкой задергивают отдельные детали невиданного «гло¬буса». Моря и океаны кажутся не голубыми, а черными…
Это видит профессор Бахарев на огромном экране, когда идет вправо, вдоль щита управления ракетой, мимо бесчисленных шкал.
Мерно бьется электронный пульс пульта управления. Монотонно звучат шаги Бахареоа. Вот он поворачивается и идет назад. Теперь в поле его зрения попадает левая стена центрального поста. Она кажется стеклянной, ибо представляет собой огромное световое табло. На табло прочерчена линия заранее рассчитанной трассы полета. Цели путешествия еще нэ видно, как не видно уже и его начала. Красный огонек ракеты медленно ползет по этой линии, словно нанизанный на нее.
Бахарев поворачивается и идет назад. Должно быть, это безоста¬новочное хождение Бахарева вошло в быт участников экспедиции, стало привычным.
Академик Забродин, отложив ленты с результатами записи при¬боров-самописцев, провожает Бахарева глазами и замечает:
— Со временем космические полеты будут считаться самыми скучными из всех видов путешествий.
— Да, да, Федор! — остановившись, откликается Бахарев. — Иногда мне начинает казаться, что ракета… остановилась. Как тянется, тянется время! Как далеко еще до Венеры!
— Ракета летит со скоростью ОДИННАДЦАТЬ КИЛОМЕТРОВ В СЕКУНДУ. — замечает Градов, — пройдено ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ КИЛОМЕТРОВ!
В это время на столике Бахарева мигает синяя лампа и жужжит зуммер радиотелефона.

Мощный свист возникает мгновенно и вспышкой разрастается по сотрясающего землю грохота. Многократное эхо мечется по горной долине между скалами.
Сначала является сомнение: неужели эта монолитная сверкающая башня, которая соперничает высотой даже с окружающими ска¬лами, и есть винооница грохота?! Но, заметив крошечный стрело¬видный снаряд, венчающий башню, и стабилизаторы-гиганты, на которых она стоит посреди долины, мы понимаем: да ведь это не башня, а РАКЕТА! КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ, ГОТОВЫЙ К ПРЫЖ¬КУ В КОСМОС!
Ракета содрогается от вулканов, бушующих в ее недрах. Прозрач¬ные серые струи десятком сокрушающих потоков ударяют в бе¬тонный выступ под дюзами и, разбившись о него, растекаются по лучам-траншеям, изрезавшим стартовое поле.
Серые смерчи перехлестнулись через края траншей и завихри¬лись раскаленной поземкой по серому бетонированному полю.
Стабилизаторы ракеты уже висят в воздухе. Медленно, содрогаясь от напряжения, она ползет вверх… все выше… выше!
Монолитная громада ракеты всплывает над горами… какое-то время висит недвижимо и вдруг начинает неудержимо падать — вопреки законам тяготения — вверх, в небо!
Где-то в горах начался обвал…
И тотчас на экран хлынул поток газет и журналов. Броские шапки. Кричащие заголовки. Сенсация!
— Полет на Венеру!
— Дан старт космической ранете русских!
— Активный участон траектории преодолен благополучно. Дви¬гатели выключены. Корабль лег на курс!
На всех языках мира в эти дни дикторы и комментаторы твер¬дили одно:
— Впереди сто сорок шесть суток полета в пустоте!
— Впереди загадочная Венера!
— Самая дальняя, самая трудная и самая безопасная экспеди¬ция в истории человечества!

Горы. На одной из вершин над облаками сверкают ажурные фер¬мы гигантских антенн. Здесь раздается торжественный голос про¬фессора Бахарева:
— Москва?!
На экране возникает звенигородский пейзаж с борезовым лес-Ком, речушкой и радиостанцией на ее берегу. Звучит ответ:
— Готовы!
— Владивосток?! — слышен опять голос Баха рева.
Теперь мы видим сопку над Великим океаном. Радиостанция на ее иершине:
— Готовы1
— Планетная обеерсаторил?!
Выжженная солнцем бескрайная степь. Городок обсерватории. Стройная башня. Паутина антенн радиотелескопа.
— Готовы]
И всюду слышен вой сирены и биение метронома.
— Ну что ж, друзья… Может быть, мы сделали не все, что надо.
Однако все, что было в наших силах, сделано, — так говорит очень
старый и очень взволнованный человек — профессор Бахарев.
Он встает из-за своего рабочего столика и. переглянувшись с ака-
демиком Забродиным, продолжает: — Сейчас ровно двенадцать
часов тридцать семь минут. По поручению объединенного института
астрофнзичоскц* проблем я приказываю ВКЛЮЧИТЬ АВТОМАТЫ
ВЗЛЕТА! /^^”"чЧ
— Есть включить автоматы взлета! —-отвечает инженер Градов. Пульт управления. На щнте трепещут стрелки сотен контрольных
приборов и россыпи бессчетных сигнальных глазков.
Руки Градова берутся за штурвал с табличкой «АВТОМАТИЧЕ¬СКИЙ СТАРТ» и, помедлив, резко поворачивают его. Только теперь обрывается назойливый вой сирены. Застывает в суровом напряжении лицо старого Бохарева. Замер в неудобной позе академик Забродин. ~. Повис над чистой страницей блокнота карандаш ^журналист, Ьлимкулова. Каменеет над приборами Градов.
Ползут стрелки бесчисленных приборов к предельным полоскам высших напряжений…

А что за труба отходит еще от верхней части се¬паратора (8)? По этой трубе (13) отводятся на кон¬денсацию газовые продукты, получающиеся после термической обработки сланца. На своем пути газы попадают под теплый масляный дождь (14), часть их конденсируется, и конденсат (его называют слан¬цевым маслом) поступает в большой бак-отстой¬ник (15). В нижней части собираются тяжелые фрак¬ции сланцевого масла, а в верхней — более легкие. Из них поручают бензин.
Несконденсировавшиеся газы принимают холод¬ный водяной душ в специальном устройстве — скруббере (16). Здесь получаются самые легкие фракции сланцевого масла. Они стекают в отстой¬ник, а оставшийся горючий газ можно направлять прямо к газовым плиткам в квартиры.
Имеются различные схемы энерготехнологических установок, но все они более или менее похожи на описанную. Таким способом можно перерабаты¬вать и другие низкосортные топлива: отходы древе¬сины или отходы продуктов нефтепереработки, низкосортный уголь и др.
Кок видно, в описанной схеме нет и речи о про¬стом механическом сложении двух процессов: энер¬гетического и технологического. Химия и энерге¬тика здесь тесно переплетены дру с другом.
Все процессы протекают с большой скоростью и дают резкое увеличение энергетического кпд.
Новый энерготехнологический метод производ¬ства важнейших видов продукции: горючего газа, различного химического сырья и цемента — вызо¬вет большие изменения в организации промышлен¬ности и всего народного хозяйства.
Энерготехнологические комбинаты обеспечат хи¬мическую промышленность дешевым водяным га¬зом и водородом для производства синтетиче¬ских продуктов.
Наряду с единой высоковольтной сетью, которая свяжет в ближайшем будущем все мощные атом¬ные, тепловые и гидроэлектрические станции, воз¬никнет равная ей по значению и тепловой мощи другая единая сеть — сеть магистральных и район¬ных газопроводов. Из многих мест: с энерготехно¬логических комбинатов, с заводов переработки нефти, из районов добычи природного газа и неф¬ти и из других источников — будет поступать в эту сеть самое удобное и самое дешевое топливо — горючий газ.

Каким же образом работает завод-электростан¬ция (смотри рисунок на цветной вкладке)?
С транспортерной ленты (1) непрерывным потоком ссыпается похожая на кусочки обыкновенной зем¬ли сланцевая мелочь. На этом заводе не смущают¬ся тем, что в настоящее время сланцевая мелочь считается отходами производства. Ее направляют в сушилку (2). Дымовые газы фонтаном бьют сни¬зу. Кусочки сланца беспорядочно мечутся в сушил¬ке, создавая впечатление кипящей жидкости. Про¬цесс подсушки сланца в этой аэрофонтанной су¬шилке так и называют процессом кипящего слоя. «Переливаясь» через край отверстия в стенке, сухой, нагретый до 200° С сланец вместе с газами попадает в следующее устройство — циклон (3). Твердые частицы отбрасываются в нем центробеж¬ной силой к стенкам, теряют скорость и спокойно падают вниз, а газы по трубе (4) направляются к горелкам котла (5) электростанции. Пар, получен¬ный в этом котле, будет вращать турбогенератор, и электрический ток потечет по проводам.
Твердые частицы сланца, попавшие в смеситель¬ную камеру (6), встречаются и перемешиваются С так называемым твердым теплоносителем, или, попросту говоря, с горячей золой. Ее температу¬ра примерно 900° С.
Архимедов винт (здесь его называют шнековьм питателем) перегоняет смесь сланца и золы в боль¬шой бункер-реактор (7). Здесь она выдерживается некоторое время при температуре порядка 480° С. Твердые частицы, прошедшие такую термообработ¬ку, называются уже полукоксом. В сепараторе-раз¬делителе (8) полукокс разделяется на две части: мелкие частицы по трубопроводу (9) идут в топку котла (5) и там сжигаются, а крупные частицы пи¬тателем (10) подаются в аэрофонтанную технологи¬ческую топку (11). Это высокий конусообразный аппарат с расширением кверху. По принципу дей¬ствия он похож на сушилку (2), только вместо га¬за снизу бьет свежий воздух. Частицы полукокса подхватываются воздушным вихрем и сгорают при температуре порядка 1000° С, превращаясь в новую часть горячего теплоносителя — золу.